55 лет назад, ушёл из жизни выдающийся, супер популярный советский актёр 30-х, 40-х, 50-х, 60-х годов, светлая легенда отечественного кинематографа Пётр Мартынович Алейников.

Легенды об этом уникальном артисте выгодно отличаются от других тем, что решительное большинство из них документальны и достоверны. Да и сама жизнь актёра – удивительная советская легенда со всеми её немыслимыми взлётами и неимоверно сокрушительными падениями. Родился Пётр Алейников в белорусском сельце Кривель Могилевской области. Был третьим ребёнком (старше его сестра Катерина и брат Николай) в бедной крестьянской семье. Когда мальцу исполнилось шесть лет, умер отец. Сплавляя лес по Днепру, упал в предзимнюю воду, сильно простудился и скоропостижно скончался. Вслед за ним вскоре умерла и мать. Петя стал попрошайничать. Воровал, скитался, голодал. Попал в Шкловскую школу-интернат. И там впервые в жизни досыта наелся. Благодаря местному киномеханику безоглядно пристрастился к кино. Тогда впервые и появилась у мальчика шальная мысль стать киноартистом. И он сбежал из интерната, чтобы, подавшись в Москву, «выучиться на артиста». Но сорванца выловили и определили в Барсуковскую детскую трудовую колонию. А в ней работал драмкружок. И вихрастый Петя, от природы наделенный великолепным чувством юмора и неотразимым обаянием, стал главным исполнителем всех комедийных ролей. В конце 20-х судьба забрасывает Алейникова в главную белорусскую колонию имени Десятилетия Октябрьской революции.

Здесь рождается его первая легенда. Якобы Пётр организовал в колонии собственный драмкружок, поставил пьесу, сам в ней блестяще сыграл, и его работу увидел Сергей Миронович Киров. И якобы сказал: «Да тебе, парень, прямая дорога в театральный вуз!». …Однажды я спросил Николая Афанасьевича Крючкова, который дружил с Алейниковым до самой смерти последнего, что же в этой версии правда, а что вымысел? Всё правда, отвечал. «Киров действительно смотрел спектакль, поставленный Петей – что-то там из Сирано де Бержерака. Потрепал его по плечу и посоветовал поступать на актёра. На вступительных экзаменах в ленинградский Институт сценических искусств мой дружок рассказал таким как сам абитуриентам про свою встречу с любимцем партии. А ребята дружно подняли его на смех. Мол, смотри, какой хитрый бульбаш: ради поступления такую забавную небылицу придумал. Стал бы, мол, Киров с тобой якшаться. Надо знать щепетильного Петю. Вот он и зарёкся, что никогда и никому больше не станет рассказывать про своего великого протеже. Но разве ж такое шило в мешке спрячешь? И байка пошла гулять по миру. Петя, когда слышал её, даже расстраивался. Получается, говорил с досадой, я такой тупой, что без поддержки Сергея Мироновича артистом не стал бы?

Разумеется, стал бы – настоящий талант всегда пробьёт себе дорогу. Тем более что располагал Алейников в своём, как бы теперь сказали, портфолио и вещами куда как более содержательными, нежели рассказ о встрече с Кировым. А именно: рекомендательным письмом от профессионального театрального режиссёра В. Кумельского и просто-таки блестящей характеристикой, которой снабдило своего питомца руководство коммуны. Из неё недвусмысленно следовало, что податель – врождённый и законченный артист. Ему и учиться-то нужно лишь для проформы, абы диплом получить, а так – готовый лицедей.

Справедливости ради следует отметить, что премудрости артистической кинонауки Петя одолевал ни шатко ни валко – выезжал за счёт природного обаяния и артистизма. Именно поэтому руководитель отделения недавний выпускник ФЭКСА (Фабрика эксцентрического актёра) Сергей Герасимов в одарённом юноше души не чаял.

К тому периоду относится другая легенда Алейникова. Из неё следует, что Пётр Мартынович безумно влюбился в свою однокурсницу, 17-летнюю Тамару Макарову, но на неё в то же самое время положил глаз преподаватель Герасимов. Сложился классический треугольник. Но больший катет – Герасимов, с помощью гипотенузы Макаровой, одолел меньшего катета – Алейникова. Тот, с горя, впервые в жизни запил горькую и даже покинул группу Герасимова. Как было на самом деле, опять-таки я узнал от Крючкова. «Петя мне однажды признался, что действительно не ровно дышал к Тамаре. Но при этом всегда понимал, что такая женщина не для него – не по Сеньке шапка. И потому даже виду никогда не подавал о своих чувствах. Тамара Фёдоровна узнала о них лишь после смерти Алейникова. А Сергей Аполлинариевич, по-моему, так никогда и не узнал. Всю жизнь он заботливо, почти по-братски относился к Пете. А ведь был ревнивым мужиком и со своей Тамары пылинки сдувал».

Правдивость вышеизложенного подтверждает и творческая биография Алейникова. Его кинодебют случился ещё на студенческой скамье в фильме «Встречный». И на всю жизнь запомнился тем, что в этом же, 1932 году, одновременно погибают его брат и сестра. Через год С. Герасимов приглашает студента в свой немой фильм «Люблю ли тебя?». Здесь Пётр Мартынович играет в паре с Макаровой. В 1935 году выпускник Института сценических искусств Алейников получает от своего педагога Герасимова одну из центральных ролей в картине «Семеро смелых». Опять же – в паре с Т. Макаровой. Тот фильм имел просто-таки феерический успех у советских людей. Но невероятная, по тем временам бешеная слава выпала всё же на долю Алейникова. Его несколько плутоватая роль поваренка Молибога, зайцем попавшего в арктическую экспедицию, явилась тем, чем Тулон стал для Наполеона.

На ум поневоле приходит штамп: он на следующий день проснулся знаменитым. Но на самом деле так оно и было. Алейников стал зрительским кумиром. Приглашения сниматься пошли косяком: «За Советскую Родину», «Комсомольск», «Трактористы», «Шуми, городок», «Пятый океан». Однако самой знаменитой – «центровой» – картиной в карьере Алейникова, безусловно, была «Большая жизнь» (1-я серия). В прокате 1940 года фильм занял 6-е место, собрав на своих просмотрах 18,6 млн зрителей. Один из критиков много позже написал: «Алейников на экране сразу же завораживал публику, которая полюбила актёра, прежде всего, за его природное, Богом данное обаяние. Его поведение перед камерой, его игра во многом определялись не тонким расчетом, а художественной интуицией, жизненной энергией, юмором, иронией, озорством. Он был в кино своеобразным вариантом Василия Теркина, добродушного, веселого, обаятельного героя "себе на уме", с хитроватой усмешкой, презрением к чиновникам, хапугам, трусам и с непредсказуемым движением чувств».

Всё тот же Крючков вспоминал: «Петя был артистом от Бога. Это даже в доказательствах не нуждается. Но хороших и даже талантливых актёров в нашем кино много. А вот такого, как Алейников нет. Он не только сам блестяще играл, но и партнёров к тому подвигал – редчайшая способность.

Вот возьми известную сцену из наших «Трактористов». Она бы никогда не получилась такой задорной и славной, если бы не мой партнёр и его бесподобное: «Здравствуй, милая моя, я тебя дождался...». Ну, ведь замечательная же сцена! Я сейчас её как увижу, так у меня ноги сами в пляс пускаются. Кстати, когда на экраны вышел фильм "Трактористы", нас потом долго называли по именам наших героев: Андреева – Назаром, меня – Климом, Алейникова – Савкой. А я тебе скажу так: для артиста нет выше награды, чем когда его роль люди отождествляют с ним самим. Это всё равно, как если бы композитор написал песню и её все запели. Другой сто песен сочинит и ни одной народ не поёт. А Петю называли и Молибогой, и Савкой, и особенно – Ваней Курским после «Большой жизни». В этом смысле недооценённый он актёр. И во многом и сам тому виной. Не сумел противостоять «зелёному змию». Но, говорят, что попытки предпринимал неоднократные. Вот что Татьяна Окуневская вспоминала: «Вернувшись из заключения, я встретила Алейникова на Арбате. Он совершенно остолбенел от удивления, а из чудных, необъяснимых его глаз полились слезы. Потащил меня в соседнюю шашлычную. «Мне, – говорит, – сейчас пить никак нельзя, а ты пей и ешь, что хочешь?». Марк Твен, по-моему, говорил, что легче всего бросить курить. Он это тыщу раз проделывал. Так и с выпивкой. Мы втроём – Алейников, Андреев и я – не одну бочечку опорожнили, чего уж там темнить. Но потом мы с Борей всё же «завязали», а Петя не смог. Хоть и, действительно, не раз пытался. Да, воли у мужика не хватило. Только ты знаешь, он никогда не производил впечатление алкоголика. А вот пьянел быстро – от одной-двух рюмок. Мы с Борей продолжаем, а он пойдёт, пол часика покемарит, и вновь огурчик! Между прочим, после вскрытия печень его оказалась, как у абсолютно трезвого человека. Другой вопрос, что Петя нравственно был предрасположен к выпивке. «Мне не пить нельзя, – говорил не раз.– Если, понимаешь, я вовремя не выпью – мне хана: задохнусь я, понимаешь. У меня, когда срок я пропущу, одышка жуткая, как у астматика, а выпью – и отойдет, отхлынет. У меня, понимаешь, в душе – гора, не продохнуть, не перешагнуть, не перемахнуть. Боря Андреев – вон какой здоровый, а с меня чего взять-то? Иной раз думаю: неужто один я такой непутёвый да неуёмный, а погляжу на улицу или в зал – ведь всем дышать нечем, всем, но они, дураки, терпят, а я пью и не терплю. У меня бабушка казачка была, вот я и буду пить, а не терпеть». С такой философией долго не протянешь».

От артистов старшего поколения (Лидии Смирновой, Игоря Ильинского, Евгения Весника, Георгия Жжёнова) мне приходилось слышать, что Алейников и в жизни был таким же, как на экране, – веселым, искромётным, обаятельным. В любой компании незаметно, но всенепременно перетягивал одеяло на себя. Только проделывал это столь деликатно, что никого лидерство его не задевало, тем более не оскорбляло. Умел великолепно рассказывать всякие байки, анекдоты. Спеть никогда не отказывался. Проявлял удивительную щедрость. Мог запросто раздать забулдыгам несколько тысяч, полученных за сьёмку – деньги фантастические по тем временам. И в то же время (тут все вспоминающие единодушны) Пётр Мартынович слыл удивительно непрактичным, "непробивным" человеком. А вдобавок ко всему – и бесшабашным. Вдруг ни с того, ни с сего мог выкинуть такой фортель, что хоть стой, хоть падай. Так в нём аукались детство и юность, проведённые в мужских дисциплинарных коллективах. Неординарные, нестандартные понятия о достоинстве, порядочности и чести у него тоже из тех же истоков. Вот лишь несколько характерных примеров, тоже давно ставших легендами.

Перед войной Алейников снимался в картине "Случай в вулкане". Режиссёр Евгений Шнейдер был слабым профессионалом. Это Петра Мартыновича, привыкшего работать с мастерами своего дела, сильно раздражало. Своё недовольство он однажды выразил весьма оригинальным образом: снял штаны перед всей труппой и громко крикнул: «Вот, кто ты, а не режиссёр». Надо ли удивляться тому, как возмутился Шнейдер. Тут же телеграфировал в Москву о безобразном поступке актёра. Вскоре прибыла грозная комиссия, жёстко потребовавшая немедленного извинения. Пришлось Алейникову подчиниться. Он зашёл после этого в гостиничный номер к Лидии Смирновой: «Знаешь, как мне хотелось вновь снять штаны и сказать перед всеми: «Шнайдер лучше режиссёр, чем это!». Да, боюсь, не поймут. Как ты считаешь?».

…Однажды Пётр Мартынович в лёгком подпитии и хорошем настроении прогуливался по столице. Дошёл до красивого здания купца Игумнова на Большой Якиманке. В то время там располагалось посольство Франции. И захотелось артисту посмотреть, как живут наследники славных галлов. Милиционер, естественно, взял под козырёк перед знаменитостью. Побродив по просторному холлу, артист притомился. Прилёг на кушетку и уснул. Деликатные служащие посольства ходили на цыпочках. Алейников мирно проспал до утра. Потом артисту предложили принять душ и отведать завтрак. Известие о неподобающем поведении звезды докатилось до руководства кинематографа. Разразился скандал. Пётр Мартынович написал объяснительную записку, в которой указал, что живёт он более десяти лет в коммуналке, условий учить роли нет никаких, и поэтому только у иностранцев он и может по-человечески отдохнуть. Последовал вызов к министру культуры Екатерине Фурцевой. Алейников тогда сказал своему лучшему другу Андрееву: «Видать, Борька, теперь меня уж точно погонят из кино и театра (артист числился в Театре–студии киноактёра. – М. З.) взашей». В это даже теперь трудно поверить – всё же международный скандал был налицо, но Фурцева только пожурила артиста-недотёпу. Более того, предложила ему негласный договор: вы бросаете пить, а я даю вам квартиру в высотке на площади Восстания. Любой бы другой на месте Алейникова поблагодарил могущественную даму и ретировался восвояси. Однако Остапа понесло. Пётр Мартынович тут же пустился в пляс, стал почему-то расшаркиваться, отбивать поклоны и приседать в реверансах, приговаривая: «Заступница ты наша, Екатерина Великая, уж не знаю, как тебя и благодарить! Любимица наша, благодетельница! Матушка-барыня, век тебя не забуду! Уж если тебе детишек покачать или дровишек поколоть, то я с превеликим удовольствием!». Разгневанная Фурцева велела секретарю: «Уберите этого кривляку с моих глаз!».

В другой раз закадычные друзья Андреев и Алейников, хорошенько «отдохнув» в киевском ресторане, двигались по Крещатику в сторону своей гостиницы, но, почувствовав непреодолимую усталость, решили заночевать на широкой кровати… в витрине мебельного магазина. Причём Андреев со словами: «Петя, была команда «отбой!» – прошёл прямо через витринное стекло. Алейников чётко за ним проследовал. Очнулись оба в милицейской КПЗ. Дежурный, видя перед собой известных артистов, как говорится, «дико извинился», но всё же начал составлять протокол. «А вот и не составишь!», – заявил Андреев. Взяв обе чернильницы с прибора, протянул одну дружку: «Ну, Петя, за нашу доблестную милицию!» И оба, как по команде, выпили чернила. Дежурный не на шутку перепугался, вызвал «Скорую». Только её опередил начальник отделения милиции со всей семьей, родственниками и друзьями. Тут же начался импровизированный творческий вечер, который плавно перетёк в банкет. Савка-тракторист-Алейников оказался любимым героем начальника. Вскоре вся компания распевала «Здравствуй, милая моя, я тебя дождался!/ Ты пришла, меня нашла, а я растерялся!».

Тут самое время остановиться на особых отношениях Алейникова и Андреева с представительницами слабого пола. Что касается Бориса Фёдоровича, то своё соответствующее кредо он очень чётко обозначил в фильме «Большая жизнь»: «Да ты знаешь, что такое любовь? Любовь – это как тиф!» И всегда следовал этому принципу.

Пётр Мартынович проявлял чувства к женщинам гораздо проще, если не прагматичнее. На одном из кинофестивалей он и Николай Крючков встречали зарубежную делегацию. «Петя, смотри, какая корейка хорошенькая! – кивнул Крючков на симпатичную раскосую актрису-кореянку. – Да брось, Коль! Корейка-то она, может, и ничего, да только грудинки никакой».

Очень даже возможно, что любовь к Макаровой Алейников пронёс через всю жизнь. Но вот жизнь семейную, бытовую он выстроил вполне рассудительно и основательно. Женился на симпатичной девушке Вале Лебедевой, которая трудилась в монтажной «Ленфильма». Была она моложе своего кинокумира на пять лет и могла часами рассматривать кадры картин с его участием. Ухаживал Пётр за ней чинно и по-сельски манерно: провожал через Кировский мост домой (сам жил рядом со студией, в общежитии), изредка покупал цветы и кормил избранницу мороженным. Они благополучно поженились, воспитывали потом двоих детей, деля непропорционально многочисленные горести и редкие радости. Алейников изредка брал с собой на съемки детей, ещё реже – жену. А когда гастролировал самостоятельно, всегда при нём находились поклонницы. Обращался с ними артист весьма бесцеремонно. Иногда даже распускал руки, и это всегда ему сходило с рук. Супруги Алейниковы страстно желали, чтобы дети их тоже стали актёрами. Арина окончила ВГИК в мастерской Льва Свердлина. Читатель может вспомнить её по роли пионервожатой Вали из фильма Э. Климова «Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещён». С мужем и детьми она уехала в Америку. Живёт там до сих пор. Старший сын Тарас закончил операторский факультет ВГИКА. Работал на студии «Научфильм». Вместе с Г. Скороходовым снял документальную ленту о своём легендарном отце. Вспоминал о нём: «Я никогда никаких жалоб или требований о привилегиях от отца не слышал. Всю жизнь мы скитались по коммуналкам. Он никуда не ходил, никогда никого ни о чём не просил. И писем не писал. После эвакуации из Ташкента мы приехали в одну комнату очередной коммуналки, а когда родилась Арина, переехали в две комнаты на Якиманке, но тоже в коммуналке. Помню, как папа повёз меня с собой на съемки «Конька-Горбунка» в Ялту. В магазинах я смело брал с прилавков понравившиеся сладости, а папа потом терпеливо расплачивался. Ещё никогда не забуду, как его всегда встречала публика. Люди ревели от восторга. Несли на сцену жареных поросят, лук, чеснок, грибы, отрывали пуговицы с его пиджака. Такая разгульная манифестация могла длиться 15-20 минут. Он выходил за кулисы, весь зацелованный, обвешанный чесноком, луком, с поросятами и каждый раз говорил со слезами на глазах: «Да разве ж можно так?!».

Тарас скоропостижно скончался в 2004 году. Супружество Бориса Андреева состоялась исключительно благодаря парадоксальным и язвительным усилиям Алейникова. Как-то они ехали вдвоём в троллейбусе, и Пётр стал подначивать приятеля, вдруг заговорившего о женитьбе: «Да кто ж за тебя, Борька, пойдет, за глыбищу такую неотёсанную, за лаптя деревенского! В зеркало давно на себя смотрел? Ты же, небось, никогда девушку за руку не держал, не говоря уже о других её частях»… «Да если бы я захотел, – вдруг взорвался Андреев, – да за меня бы любая вышла замуж!». «Ага, слон тоже может съесть два центнера бананов, да кто ж ему даст». «Вот назло тебе, засранцу, возьму и женюсь на первой девушке, которая войдет сейчас в троллейбус». «Э, нет, брат, давай поспорим на ящик коньяку!». Поспорили. На остановке забежала стайка молодёжи. И была там весьма симпатичная особа. Андреев подошёл к ней, познакомился. Потом вызвался проводить. Дело вроде бы налаживалось, но тут возникли трудности непредвиденные. Девушка оказалась дочерью крупного столичного милицейского чина, который был наслышан о приключениях «артистов-забулдыг» Алейникова и его дружка Андреева. Однако Борис Фёдорович проявил неслыханную настойчивость. И до конца жизни счастливо прожил со своей Галинкой. Она ушла за ним туда, откуда уже нет возврата, через два месяца после супруга.

В 1945 году режиссер Луков, вспомнив об успехе фильма «Большая жизнь», решил сделать вторую серию о послевоенном восстановлении Донбасса. Несмотря на участие многих актеров из первой серии (Андреева, Алейникова, Бернеса и других), фильм получился чрезвычайно слабым, ходульным. С подачи Сталина, его справедливо признали «малохудожественной и вредной кинокартиной». Вождю откровенно не понравились полузатопленные землянки и грязные, протекающие бараки, в которых ютились славные донецкие шахтеры и их семьи. «То, что там изображено, это, конечно, не большая жизнь. Всё взято для того, чтобы заинтересовать нетребовательного зрителя. Одному нравится гармошка с цыганскими песнями. Это есть. Другому нравятся ресторанные песни. Тоже есть. Третьему нравятся некоторые рассуждения на всякие темы. И они есть. Четвёртому нравится пьянка, – и в фильме есть рабочий, которого нельзя заставить проснуться, если он не учует запаха водки и не услышит звона стаканов, и тогда быстро вскакивает. И это есть. Любовные похождения тоже есть. Ведь различные вкусы у зрителей. О восстановлении тоже есть немного, однако, хотя это фильм о восстановлении Донбасса, там процесс восстановления Донбасса занимает лишь одну восьмую часть, и дано всё это в игрушечной смехотворной форме. Просто больно, когда смотришь, неужели наши постановщики, живущие среди золотых людей, среди героев, не могут изобразить их как следует, а обязательно должны испачкать? У нас есть хорошие рабочие, чёрт побери! Они показали себя на войне, вернулись с войны и тем более должны показать себя при восстановлении. Этот же фильм пахнет старинкой, когда вместо инженера ставили чернорабочего, дескать, ты наш, рабочий, ты будешь нами руководить, нам инженера не нужно. Инженера спихивают, ставят простого рабочего, он-де будет руководить. Так же и в этом фильме, старого рабочего ставят профессором. Такие настроения были у рабочих в первые годы Советской власти, когда рабочий класс впервые взял власть. Это было, но это было неправильно. С тех пор сколько времени ушло! Страна поднята на небывалую высоту при помощи механизации. Угля стали давать в 7 - 8 раз больше, чем в старое время. Почему? Потому что весь труд механизировали, потому что врубовые машины ведут всё дело. Все приспособления вместе составляют систему механизации. Если бы не было механизации, мы бы просто погибли. Всё это достигнуто при помощи машин. Что это за восстановление показано в фильме, где ни одна машина не фигурирует? Всё по-старому. Просто люди не изучили дела и не знают, что значит восстановление в наших условиях. Спутали то, что имело место после Гражданской войны в 1918-1919 годах, с тем, что имеет место, скажем, в 1945-46 годах. Спутали одно с другим».

Это был приговор. «Большую жизнь» запретили. Бориса Андреева такой удар из седла не вышиб. Он сумел ещё сыграть яркие роли в фильмах «Сказание о земле Сибирской», «Кубанские казаки», «Максимка», «Большая семья». А вот кинокарьера Алейникова забуксовала. А после фильма Льва Арнштама «Глинка» практически прервалась на долгих 12 лет. Пётр Мартынович сыграл там Александра Сергеевича Пушкина – первая попытка выйти из привычного образа, из легковесного амплуа. Провалилась она с треском. Зрители хотели видеть своего любимца только в комедиях. Все, включая руководство советского кинематографа, хотели только повторения Вани Курского. И их трудно за это осуждать. Лишь один Сергей Герасимов заметил своему ученику: «Пётр, ты сыграл лучшего Пушкина, какого я когда-нибудь видел на экране!». Но именно после «Глинки» Алейникова перестали снимать.

Это сейчас написать легко: «12 лет моего героя не снимали». А каково было самому герою – о том мы можем лишь догадываться. Евгений Яковлевич Весник, живший с Алейниковым по соседству, рассказывал автору сих строк: «Напротив нашего дома, как известно, расположен зоопарк. С некоторых пор мой сосед туда зачастил. Алкоголизм его к тому времени принял характер необратимый. И повлёк за собой массу других болезней. Из-за мокрого плеврита у него удалили одно лёгкое. Потом сделали операцию на ногах. Наконец, у него стал развиваться рак. И Петя знал это. Поэтому каждое утро отправлялся в зоопарк, где сторож держал ему наготове четвертиночку «Русской». Поправиться. Я сам знаю, что это такое. Да, так вот Пётр Мартынович сдружился с волком по кличке Норик. И подкармливал «друга» кусочками хлеба, смоченными водкой.

Как-то Алейников появился в зоопарке уже очень «тяжелый»: у него не прекращались скандалы дома. Зашёл к Норику в клетку и плачет. Потом мне рассказывал изумлённый сторож: «Я поначалу сильно испугался. Думал, что волк его изорвёт в клочья. Но вижу: Норик вылизывает Пете слёзы. А Мартынович, трезвея на глазах, говорит серому: «Норик! Ты самый лучший из людей!».

…За несколько месяцев до смерти судьба всё-таки подарила Алейникову радость новой драматической роли в фильме туркменского режиссёра Булата Мансурова "Утоление жажды". Радость Алейникова была ещё сильнее оттого, что в этой картине с ним должны были сниматься его дети: сын Тарас и дочка Арина. По двенадцать и более часов в сутки работал Пётр Мартынович, заражая своим трудолюбием всю съёмочную группу. Всё, что он успел сделать в фильме, было сделано за 15 – 16 дней. Однажды режиссёр спросил его: «Вы не устали от такой напряжёнки?». Алейников улыбнулся и неожиданно спросил, изменит ли он название фильма. Режиссёр ответил: «Никогда». «Спасибо, – проговорил актёр, – это моя долгая жажда работать, которую я давно не утолял». В рабочем поселке, в комнате недостроенного дома, режиссёр обитал вдвоём с Алейниковым. За фанерной перегородкой была гримерная, и оттуда доносился женский голос: «Я его не узнала. Помню, такой он был красивый, а теперь лишь тень осталась». Петр Мартынович заплакал. По ходу работы артисту пришлось просидеть несколько часов в холодной горной реке. Началось воспаление единственного лёгкого. Артиста срочно отправили в Москву. Но не помогли и врачи легендарной Кремлевской больницы. 9 июня 1965 года его не стало. Он 33 дней не дожил до 51 года. На похоронах своего лучшего друга Андреев с грустью сказал: «В СССР, кроме нас с Алейниковым, популярнее был разве что Чарли Чаплин».

Кстати, вопрос о том, где похоронить выдающегося советского актёра решался на самом верху. Ему и определили место на Ваганьковском кладбище. А Борис Фёдорович знал потаённое желание друга быть упокоенным на престижном Новодевичьем погосте – ну, бзик такой имел. И пошёл Андреев к самому председателю Моссовета Промыслову. А тот говорит: «На Новодевичьем все места уже давно распределены. И потом, – там можно хоронить только народных артистов СССР, а ваш друг всего лишь заслуженный РСФСР». «Значит, меня вы точно на Новодевичьем закопаете?». «Ну зачем же вы так, так грубо, дорогой тёзка по отчеству? Но действительно за вами такое место сохраняется». «Вот и похороните на моём месте Петю. А меня уж положите, куда пожелаете».

Чиновники так и поступили. И неразлучные друзья по жизни покоятся на разных кладбищах. Народный артист СССР, лауреат двух сталинских премий, кавалер четырёх орденов Советского Союза Борис Андреев – на Ваганьковском. А кавалер всего лишь ордена «Знак почёта» Пётр Алейников – на Новодевичьем. Но они оба воистину народные артисты.